Индивидуальность личности

На это есть непосредственные указаний и в самом романе. Между Алешей и Ракитиным происходит следующий разговор (с. 447): Ракитин не выдержал: – Что же, обратил грешницу? – злобно засмеялся он Алеше. – Блудницу на путь истины обратил? Семь бесов изгнал, а? Вот они где, наши чудеса-то давешние, ожидаемые совершились! – Перестань, Ракитин, – со страданием в душе отозвался Алеша. – Это ты теперь за двадцать пять рублей меня давешних «презираешь»? Продал, дескать, истинного друга. Да ведь ты не Христос, а я не Иуда. Доброму человеку Алеше Ракитин противопоставлен как злое начало, как Иуда. Он всюду сеет раздор, из которого жаждет извлечь для себя выгоду. В дальнейшем мы столкнемся с персонажами, злоба которых гораздо более жестока, чем у Ракитина. Не лишен некоторого романтического преувеличения и «добрый» человек, изображенный Байроном в драме «Сарданапал». Ассирийского царя Сарданапала все считают недостойным потомком предков-воителей, так как он настроен против кровопролитных войн, против завоеваний. В бредовых снах ему является могучая владычица, его прабабка Семирамида. Сарданапал называет ее «чудовищем средь царственного рода»; «целомудренной бабкой-ведьмой, воинствующей Семирамидой». Позднее он обращается к ней так: «Прочь ты, прабабки тень, пятой кровавой/, Там в Индии, ступавшая по трупам». Посылать людей на смерть, покорять себе целые народы? Нет, у него другие идеалы: «Лучше было б, /Чтоб, сидя во дворце, она соткала/ Десятка два одежд, чем так бежать /С двумя десятками солдат, оставив /Волкам и воронам и вражьей злобе/ Тьмы тем своих рабов...» Сарданапал знает себя: он склонен любить, творить добро и прощать безрассудство. Он восклицает: «С меня довольно, /Коль я могу снять с подданных своих/ Нужду и страх и дать им умереть спокойно». Когда брат его жены, ассирийской царицы, нарушает границы этикета, Сарданапала лишь на мгновение охватывает гнев, а затем он произносит: «Я снисходителен и терпелив, /Ты знаешь это. Чем же ты встревожен?» Он не может быть жестоким и к своим скрытым противникам – придворным, хотя не сомневается в их вине: он оставляет им оружие, обрекая себя на гибель.